Челль Энгман
Такие, как он, в детстве считаются хулиганами, в молодости - талантливыми разгильдяями, а в старости становятся признанными художниками, музыкантами и лауреатами Нобелевских премий. Потому что всю жизнь они делают только то, что им нравится
В мастерской у Челля Энгмана в Kosta Boda настоящий Ноев ковчег. На столах, полках, окнах стоят оптимистичные птицы с задранными вверх клювами, выпрыгивают из воды любопытные рыбы и прыгают обратно в воду очень упитанные женщины. Все, разумеется, из стекла. На полках лежат альбомы на разных языках со все теми же птицами - рыбами - дамами внутри, рядом - мешочки с разноцветным стеклянным песком, который на поверку оказывается стеклянными красками. Невысокий, интеллигентный, в очечках и с бородой, Челль Энгман кажется очень серьезным человеком, а между тем про него точно известно, что он танцует в набедренной повязке на симпозиумах, посвященных Африке, сочиняет музыку и называет себя моллюском
Такие, как он, в детстве считаются хулиганами, в молодости - талантливыми разгильдяями, а в старости становятся признанными художниками, музыкантами и лауреатами Нобелевских премий.
Потому что всю жизнь они делают только то, что им нравится, и в то же время не прячутся в башне из слоновой кости. В юности Челлю нравилось играть на гитаре - и до 26 лет он колесил по Швеции со своей музыкальной группой. Потом, послушавшись совета матери (она все время твердила: "Получи наконец-то настоящую работу, а потом играй в свое удовольствие!"), поступил в школу искусств. Тоже понравилось. Закончил - и оказался в колледже искусств, ремесел и дизайна, том самом, из которого вышли почти все шведские дизайнеры стекла. Отправившись вместе с другими студентами на стажировку в Kosta Boda Orrefors, решил остаться тут - взял в институте отпуск и стал подмастерьем знаменитого Бертиля Валлина ("Он дал мне ужасно много. Это был лучший год в моем обучении").
Потом вернулся в институт, окончил его и тут же вновь оказался в Kosta Boda - теперь уже в качестве дизайнера. Пригласивший его Эрик Розен (Erik Rosen), директор фабрики, говорил: "Я искал совершенного дизайнера. Такого, у которого были бы и технические навыки, и богатое воображение. Челль Энгман удовлетворял всем требованиям с самого начала". Розен ошибался. Несмотря на мгновенный успех (первая же сделанная Челлем ваза становится бестселлером, она до сих пор входит в основной ассортимент Kosta Boda, мировое признание (около пятидесяти выставок в разных странах только за десять последних лет) и популярность всех его вещей, функциональных и нефункциональных, Энгман никогда дизайнером не был.
Его бокалы с ножками в виде танцующих балерин, очень упитанных ("Я не хотел, чтобы они были похожи на куклу Барби"), его кувшины с птичьими клювами, его вазы в очках - своеобразный автопортрет Челля в стекле - нельзя назвать ни модными, ни современными, ни актуальными. Для этого они слишком произведения искусства. Зато их можно дарить, ставить на стол, пить из них вино или просто на них смотреть. Просто так. Потому что стекло для Челля - это средство коммуникации. "Вы прекрасно понимаете: в том, чтобы купить эту вещь, нет никакой необходимости, - говорит Челль Энгман. - Зачем тратить столько денег на бокал, если можно воспользоваться обычной бутылкой? Но смотрите на нее и говорите: "Господи, как это красиво! Она должна быть моей". Ведь мир ужасен: в газетах - только войны, болезни, ограбления. Мы просто не можем этого вынести. Нам нужно что-то, что заставило бы нас улыбаться".