Дом двенадцати лун

"У кого дом подле воды, тот раньше других луну увидит" - гласит японская поговорка. Луна в буддийской символике - источник запредельного света и неземной чистоты. Кто время от времени созерцает лунный свет, цветы и первый снег, тот смывает с души, согласно Дао, накипь житейской суеты, вступает в единый поток бытия, погружается в нирвану. Уединенная обитель на Карельском перешейке позволяет ее владельцам совершать такое очищение двенадцать месяцев в году, не жертвуя привычными благами цивилизации. Едва ступив на скалистый, поросший соснами берег, будущие хозяева участка ощутили, как эта аура активно входит в резонанс с их пристрастием к японской культуре. Ландшафт вызывал в памяти строчки Басе: "Упала в светлую волну сосновая игла". Так было найдено идеальное место для строительства загородного дома, куда решено было перенести часть семейной коллекции японского декоративно-прикладного искусства. На участке издавна стояла "горная хижина" - квадратный бревенчатый сруб размером "шесть на шесть". Красота по-японски включает важную эстетическую категорию - "саби", что означает "патина времени". Разделяя особый пиетет японцев по отношению к тем вещам, которые хранят следы человеческих рук, избушку сносить не стали. Ее укрепили и поместили в нечто вроде футляра. Асимметричный по форме, укрытый высокой вальмовой крышей, этот футляр, разумеется, не похож на канонический японский дом с навесными стенами из решетчатых рам, оклеенных полупрозрачной бумагой. Отечественный климат куда суровее... Скорее дом напоминает загородные особняки рубежа XIX-XX веков: недаром архитектор называет кровлю не иначе как "мельцеровская". Преломление национального колорита сквозь призму модерна неизбежно приводит к характерному для этого направления западно-восточному синтезу. Начиная с эпохи модерна, Запад позаимствовал у Востока не только любовь к асимметрии, но и прочно вошедшие в арсенал современной архитектуры перетекающие пространства, витринные окна и раздвижные перегородки, позволяющие гибко варьировать планировку интерьера. Но, пожалуй, главными культурными "трофеями" стали лаконизм форм, простота отделки, пристальный интерес к деталям, утонченное изящество линий и четко выявленное назначение каждого из домашних предметов. Дом на Карельском перешейке - несомненная проекция всех перечисленных принципов. Но они не доведены до минимализма, который свойствен традиционному японскому дому, где почти нет мебели, а площадь комнат - не больше двенадцати кв. м ("шесть татами", как говорят японцы). Зато планировочный модуль, соответствующий размерам татами, соблюден в точности. Результат поражает: внутри камерного с виду дома возникает редкостное ощущение простора, гармонии, покоя и умиротворения. Именно такую цель и ставил перед собой архитектор, следуя мудрой буддийской заповеди "Не иди по следам древних, а ищи то, что искали они". Статус помещений и их сакральное значение возрастают по вертикали: первый этаж - гостевая зона, второй - спальни, под самой крышей - комната для медитаций. В гостевой зоне мы обнаруживаем "дом в доме". Изначальный бревенчатый домик окаймлен мощеной дорожкой из натурального камня, вдоль которой группируются веранда-столовая, кухня и ванная комната. Прорезные деревянные фризы над дверными проемами и окна-витрины "внутреннего дома" (гостиной) создают впечатление изолированности и слиянности пространств одновременно. При желании окна в гостиной и столовой можно наглухо зашторить. "Для полного наслаждения чайной церемонией, - замечает Дзюньитиро Танидзаки, - японцу нужны полумрак, предельная чистота и такая тишина, чтобы ухо различало комариное пение. Мы предпочитаем этот полумрак всяким украшениям - им никогда не устаешь любоваться". Убранство столовой, пронизанной лучами солнца, гораздо скромнее, "воздушнее" и даже современнее. Разве что стулья, изготовленные по образцам XIII века, вносят ноту весьма умеренной архаичности. В спальни ведет лестница с балюстрадой. На втором этаже фрагмент пола заменен ажурной решеткой: именно она создает своеобразные световые эффекты. Спален - три, и у каждой свое имя: "Бамбук", "Европа" и "Хай-тек". Известно, с какой серьезностью относятся японцы к ритуалу сна и, что не менее важно, его эстетике. Здесь же, в самом наличии трех версий оформления, скрыта игровая трактовка сюжета, добрая улыбка дизайнера. "Европа" - шелковое царство цвета топленого молока с яркими акцентами в виде бирюзового фарфора: размышление о том, как Япония переосмысливает европейские культурные "импульсы". "Бамбук" - это циновки, отороченные кожей табачного цвета, потолок с панелями лущеного бамбука и ветками осины, перевитыми сезалевой бечевкой, - вклад Японии в остромодную экологическую тему. И наконец, "Хай-тек" во всеоружии серо-стальной гаммы напоминает о технологическом чуде, свершившемся в отдельно взятой крошечной стране. Комната для медитаций, пожалуй, наиболее полно отвечает букве и духу японского жилища. Мебель точно копирует древние прототипы. Темный потолок, как, впрочем, повсюду в этом доме, контрастирует с белизной стен, разлинованных буковыми рейками. Но только здесь строго соблюдается старинное правило обращения с уникальными ритуальными предметами: нельзя выставлять напоказ две однородные (например, лаковые или нефритовые) вещи. Особенно это правило касается смыслового фокуса комнаты-ниши "такэнома". Ее наполнение - древний свиток или, положим, икебана - является квинтэссенцией вкусов хозяина, его эстетическим манифестом. Над низким столиком - мнимое окно, сквозь рисовую бумагу льется мягкий свет. В окно напротив заглядывает полная луна... Елена Прохорова: "Ориентальные мотивы в этом доме - не театральная декорация и не буквальное опирование. Скорее это вольная фантазия на тему, заданную особенностями ландшафта. Заказчик хотел создать идеальное место для культивирования "японского" образа жизни. Для меня было важно "профильтровать" прикосновение к дальневосточной культуре сквозь опыт предшественников - мастеров русского модерна. В том, что диалог состоялся, немалая заслуга хозяина дома, предоставившего мне максимальную творческую свободу".