Японский сад от KENZO
Сад Кензо недалеко от Бастилии - экзотичный, как и творения кутюрье в мире моды
в галерею
"Я вижу рдяные, раскаленные цвета - и словно отдаюсь во власть этого жара. Так я придумываю свои вещи", - признается мастер. Гамма KENZO сама по себе напоминает цветущий сад. Лимонный пиджак, бирюзовая рубашка и лиловые брюки, цветастый галстук... Гравюра "Весна в Японии", не правда ли?
Поэтому не стоит удивляться, что сад, который создал кутюрье недалеко от Бастилии, столь же экзотичен, как и те вещи, которые он творит в мире моды.
Кензо мечтал во Франции именно о японском саде. Казалось бы, чего проще? Пара добрых садовников и несколько месяцев доброго труда... Но, как и в достопамятные времена юности, у него ничего и никогда не получалось слишком легко.
Местность, прилегающая к Бастилии, и сейчас представляет собой нечто особенное в парижской жизни. И хотя об эпохе санкюлотов ничто уже не напоминает, социальный состав окрестностей по-прежнему любопытный. Ныне это район богемы. (Попросту потому, что аренда студийных помещений много дешевле, чем в престижном центре.) Именно здесь Кензо решил возделывать свой сад. Для ландшафтных экспериментов мэтр мировой моды избрал заброшенную фабрику с обширной территорией. Как раз достаточно места для сада. Все бы хорошо, но препоны самого разного толка не замедлили явиться.
Кензо спланировал совершенно правильно: "То, что делает японский сад незамысловатым и естественным и таким дивным, так это то, что не видно на первый взгляд". Наследник тонкой восточной культуры и не предполагал, что правило предков, которое он хорошо усвоил на родине, приобретет совершенно иной смысл на галльской земле. Дело в том, что нежнейшая сакура, непременный житель японского сада, никак не собиралась приживаться. Многажды повторяемые усилия садовника - мастера своего дела и к тому же земляка, господина Иваки, - ни к чему не приводили. Та же неудача с пугающей стабильностью случалась и с посадками бамбука, который зимой в очередной раз вымерзал. А потомку самураев, обладающему твердой волей, непременно хотелось видеть в саду еще и японский клен. "Ведь это совсем не то, что европейский!" - с упрямым отчаянием твердил хозяин пока не существующей красоты, которую он так ясно видел в своих мечтах.
Кензо был близок к помешательству, как он вспоминает тогдашнее свое состояние. Сейчас то невидимое, что делает японский сад неповторимо чудесным, действительно осталось за кадром, приобрело характер истории. Как и положено в сказке, финал уходит в философскую перспективу. А в японской культуре истина раскрывается исключительно в категориях прекрасного. Теперь хозяину сада есть чем гордиться. Клен, невзирая на свое "эмигрантское" происхождение, по осени победно рдеет в саду пронзительно-алым цветом и, как сказали бы японцы, "печально роняет свой огонь в прозрачную задумчивую воду". Когда смолкает шум города, внимательный слух различает, как ветер шепчет в бамбуковых зарослях. Если вникнуть еще пристальнее, то можно убедиться, что шепчет он по-японски.